История фарфоровой мануфактуры Франкенталь началась в Страсбурге. В 1751 году известный керамист Пол Антон Ханнонг начал производить настоящий твердый фарфор. Но в 1754 году, еще до начала серийного производства Людовик XV запретил выпуск любого фарфора, кроме Венсенского, создав, таким образом, австрийского монополиста.
Ханнонгу ничего не оставалась, как перенести завод из Страсбурга в немецкий город Франкенталь (земля Рейнланд-Пфальц). В качестве фабричного здания ему были предоставлены старые драгунские казармы. Мануфактура открылась 26 мая 1755 года при содействии курфюрста пфальцского Карла Теодора, покровителя искусства и ремесел; Ханнонг получил монополию на производство и продажу твердого фарфора. В том же году был изготовлен первый фарфор, и на ноябрьском приеме у курфюрста гости отведали блюда из нового франкентальского сервиза.
Во главе производства встали сыновья Ханнонга; в 1762 г. мануфактура перешла в собственность Курфюршества Пфальц (Курфальц). После смерти в 1777 г курфюрста Баварии Максимиллиана III Иосифа Карл Теодор унаследовал трон и перебрался в Мюнхен. По его указу в 1799 г франкентальская мануфактура, известная благодаря изображению охотничьих сцен на своей продукции, объединилась с мануфактурой Нимфенбург, основанной в 1747 г. С момента слияния на модели Frankenthal стала наноситься марка Nymphenburg и монограмма CT (Carl Theodor).
В 1760 г должность мастера-модельера получил Карл Готлиб Люк, сменив брата Иоганна Фридриха Люка. Современниками и потомками он признан лучшим скульптором фабрики. Его творческий стиль специалисты определили как бюргерский реализм. Среди работ особого внимания заслуживает серия фигур «Желтая охота», которая до сих пор признается любителями фарфорового искусства одним из самых выдающихся творений мануфактуры.
Фигурки изумительно тонкой работы объединяет общая тема — парфосная охота на оленя, то есть загонная охота с собаками, которые преследуют зверя до полного изнеможения, после чего охотникам остается только подстрелить обессилевшее животное. Центральная группа композиции изображает конец охоты, ту его часть, которая называется «leverlepied» — французский обычай, прижившийся в Баварии. Буквально это выражение переводится как «отрезание ноги» и заключается в удалении ноги убитого животного от колена и ниже. Кожа прорезается особым образом так, чтобы ногу можно было повесить на ручку охотничьего ножа.
Зритель может видеть 4 всадников и одного пешего охотника, ведущего лошадь в поводу, а также двух охотничьих собак. Охотники держат в руках охотничьи рога. Композицию оживляют самшитовые деревья и пирамидки, по моде XVIII века.
Что поражает в скульптуре — фигуры охотников на фоне садово-паркового пейзажа. Человек того времени не стремился к чистому, оригинальному опыту даже при охоте, но рассматривал природу как своего рода этап для развития событий, которые должны были следовать исключительно его законам. Таким образом, обычная охота происходила много раз в парковой обстановке. Изящные, подвижные, богато и красочно одетые охотники на лошадях, окруженные изгородями и культурными деревьями, как показано в «Желтой охоте», очаровывают зрителя игривостью и изящной искусственностью этого исчезнувшего мира. «С помощью искусства можно украсить природу и придать ей яркость, красоту и порядок, которых у нее не было», — писал Ян фон дер Гроен в своей работе «LeJardinierduPay-Bas», опубликованной в Брюсселе в 1672 году. Это мировоззрение XVIII века убедительно отразилось в самой известной работе Карла Готлиба Люка.
Глядя на изящные фигурки, давайте представим то, что предшествовало этой сцене, как проходила охота.
Следует сказать, что добыча крупной дичи – благородного оленя, кабана или косули — была привилегией и суверенным правом ландграфов; простолюдинам охотиться на этих животных запрещалось. Таким образом, скульптор изобразил одно из излюбленных развлечений знати. Сама охота заключалась в долгой погоне за зверем, которого с лаем преследует стая гончих, не давая ему оторваться и уйти. От всадников требовалось не отставать от собак, чтобы вовремя отогнать разъяренную свору от жертвы. Задача осложнялась тем, что зверь уходил по пересеченной местности, выбирая труднопроходимые густые леса, ручьи, болота. В Европе главным препятствием для всадников были заборы фермерских участков, которые хозяева специально закрывали, дабы насладиться эффектными прыжками.
Обессилевшего и окруженного собаками зверя первый настигнувший охотник закалывал пикой или кинжалом, после чего получал статус «короля охоты». Позднее обязанность убивать зверя выполнял доезжачий (что породило одно из его названий — пикёр), а титул «короля охоты» присуждался охотнику, первым достигшему ловчего.
При удачной охоте, завершавшейся добычей оленя или кабана, угощение перепадало и собакам — после срезания мяса им разрешали съесть внутренности зверя, разложенные на расстеленной шкуре. Таким образом их благодарили за верную службу.
Исторически сложившийся ритуал парфосной охоты отличался чрезвычайной эффектностью. Существовал специальный, «охотничий» дресс-код, сохранившийся до наших дней: красный фрак, черные бархатные жокейские шапочки, белые лосины и высокие лаковые ботфорты с отворотами и звенящими шпорами. В руках длинные плети для управления собаками, а к седлу приторочены медные охотничьи горны, которые служили средством связи — ими подавались сигналы для отстающих или для общего сбора. Коню полагалось обязательное седло и уздечка с мундштуком, а также кожаные ногавки, предохраняющие ноги от колена до бабки от травмирования колючками и кустарником.
Приехавшие рано утром слуги выпускали собак-ищеек на поиск добычи. По оставленным следам и обломанным веткам егеря старались определить точное местонахождение оленя. При обнаружении зверя подавался сигнал горном — еще один обычай, перенятый у французов. Ровно в назначенный час, подъезжал распорядитель-оберегермейстер, которому старший егерь докладывал, какие олени в настоящее время присутствуют в районе охоты.
До XVIII охота проходила в естественных лесах и полях. С развитием парфосной охоты, основанной на французской модели, стали создаваться широкие безлесные обзорные полосы (охотничьи линии). Они разделяли лес на геометрические участки и позволяли следить за охотой с определенных точек. Таким образом, район охоты хорошо просматривался; это способствовало лучшей ориентации охотников, которые общались друг с другом с помощью сигналов горна.
Если слугам с ищейками удавалось найти зверя, главный вельможа объявлял о начале охоты и называл желаемого оленя. Теперь охотники, пикеристы во главе своры собак и слуг ехали вперед и снова осматривали оставленные оленем следы, а затем занимали позицию.
Важная роль в управлении собачьей сворой принадлежала охотничьему кнуту, которым всадник (62) сдерживал своих животных.
Хлысты, которыми воздействовали на собак ударом, состояли из рукоятки длиной около 50 см и круглой кожаной плети длиной 3-4 м, на конце которой крепился усилитель удара. Добель описывает этот процесс и дальнейший ход охоты в своем «Руководстве охотника 1746 г»: «Свора собак держится в стороне, а пикеры и слуги идут чуть поодаль, внимательно осматривая окрестности слева и справа, спереди и сзади, все выступы и неровности, за которыми может спрятаться олень, слившись своей пятнистой шкурой с красками леса». Олени не любят покидать свою территорию; при загоне на стрелков первыми выходят самки, за ними молодняк, и только потом крупные самцы.
Убедившись, что следы оставлены желаемым оленем, несколько пикеров и слуг, выбрав 3-4 собак из своры, углублялись в лес, чтобы выгнать его из логова. Как только оленя обнаруживали, наблюдатель сообщал об этом остальным участникам охоты призывным кличем. Когда все охотники собирались, спускали собак с поводка, и начиналось преследование оленя. Впереди с лаем неслась свора собак; за ними, стараясь не отстать, скакали всадники. В этом и состояла вся прелесть охоты — в азарте, в поисках (не всегда, впрочем, удачных) выбранного животного, в обнаружении потерянного следа, в быстрой скачке.
Большое значение придавалось работе собак. Хорошая ищейка была гордостью охотника. Основной задачей собаки был поиск зверя, его преследование, по возможности остановка на месте и сигнализация лаем о его местонахождении. Решающим фактором для удачной охоты были рабочие качества собак. Хорошая собака должна безошибочно брать и «вести» след, не теряя его и не отвлекаясь на посторонние запахи, в изобилии присутствующие в лесу.
У каждой охотничьей своры был свой «голос», то есть большое внимание уделялось подбору собак внутри своры. Голоса гончих собак весьма своеобразны. У каждой в голосе своя сила и звонкость, уникальный тон и тембр — то низкий, на басах, то высокий, с металлическим оттенком, а иногда, смотря по ситуации, тембр неуловимо менялся за какие-то мгновения. Когда мчится стая, собачьи голоса сливаются в стройное звучание, в котором знаток найдет не лишенную дикой приятности, ни с чем не сравнимую гармонию. На охоте гончими занимается персонал в лице заведующего охотой — спикера и его помощников-выжлятников, количеством от одного до трех. В бешеной скачке они должны быть максимально близко к собакам, поэтому их лошади особенно резвы и выносливы.
Различались английские и французские парфосные породы; частично они сохранились до нашего времени. При комбинации в своре мелких и средних гончих с борзыми получался полифонический лай. Группа собак (67) дает представление о типичном облике парфосной гончей. Она среднего роста, с крепким, мускулистым, вытянутым телом, длинным свисающим полуизогнутым хвостом и прямыми, сильными, высокими лапами. Глаза большие, навыкате, с красными белками. Утолщенный влажный нос с широкими ноздрями; аккуратная голова, уши тонкие, большие и вислые. Хвост крепкий, короткий, умеренной толщины, прямой, не скрученный. Окрас белый или черный, но также встречались желтые, серые или пятнистые собаки. Шерсть должна быть как можно более короткой, но изредка встречаются длинношерстные особи.
Вышеописанные собаки были выносливы и обладали сильным тонким нюхом, но не отличались быстроходностью, поэтому, например, среди французских дворян были популярны борзые. Судя по картине неизвестного мастера в Немецком музее охоты и рыболовства, датированной 1750 г., Макс III Иосиф также предпочитал этих быстроногих собак, пусть и с худшим нюхом, но более элегантных внешне.
За подготовку и обучение своры отвечал Старший псарь (доезжачий). Он должен был вести строгий учет выездов, а также уметь лечить болезни и травмы. Вообще, он отвечал за все, что касалось собак. Следить за собаками ему помогали не менее 4 мальчиков. В их обязанности входило чистить помещение псарни, кормить собак и присматривать за своими подопечными.
Конечно, очень важна была дрессировка собак. В ходе дрессуры всех собак, а их между прочим, было несколько десятков, кормили вместе или группами в длинном корыте, для чего им необходимо было правильно выстроиться перед корытом. Еду можно было начать только по команде. В основе такой дисциплины лежала идея, что все собаки, независимо от ранга, сильные и слабые, лидеры и аутсайдеры, должны получить одинаковую порцию корма. Для сохранности чутья запрещался горячий корм; его температура должна быть близка к температуре парного молока.
Двухмесячных щенков учили стойке перед корытом, в три месяца наступала пора приучать молодняк к звукам рога, полугодовых обучали стаиванию и к смычкам. Тогда же в дело активно включался доезжачий, приучая собак к себе.
Состаивание (собирание в кучу) производилось весьма просто. Перед раскладкой корма в корыта доезжачий восклицал: «В стаю, в кучу!», а псарь щелкал плетью, при этом доставалось непонятливым. Благодаря такой тренировке собаки гоняли зверя стайно, а не поодиночке.
На охоте в сумках доезжачего и выжлятников была припасена прикормка: вяленое мясо, сухой хлеб. Подзывая собак звуком рога, их поощряли угощением, к непослушным применялся арапник вкупе с командой: «К рогу! К рогу!», доезжачий же ослушавшихся ласкал и угощал. Сам он никогда не бил собак, выжлятники гнали непокорных арапником по его сигналу. Система воспитания щенков базировалась на ласке и справедливости, капризы и произвол совершенно исключались.
Взаимодействие собак, охотников и лошадей становится ясным, если смотреть на изящную группу Люка (60). Только благодаря полному пониманию между человеком и животным, которое было основой придворной охоты, могло возникнуть данное произведение искусства.
Особое внимание в курсе обучения охотничьих собак уделялось умению распознавать сигналы охотничьего горна. Этот живописный большой охотничий рог был разработан в XVII веке.
Он сделан так, что охотник-наездник может продеть его через руку и голову, перекинув, таким образом, через плечо. (61). В результате у всадника оказывались свободными обе руки для управления поводьями.
Еще одной изюминкой охотничьего фарфора Франкенталя является модель Карла Готлиба Люка «Охотник из Курффальца», созданная около 1770 г. Эта группа получила свое название в честь популярной народной песни про охоту на оленя. Многие считают, что прототипом охотника из Курффальца был лесник Фридрих Вильгельм Утч (1732-1795). Как утверждается, он был известным охотничьим мастером Барона фон Хакка на дворе курфюрста Карла Теодора, и достиг в этой должности значительного успеха. Монах-кармелит Мартин Клейн, который в 1772 г поселился в доме лесника в качестве воспитателя, посвятил ему забавную песенку. Там же в 1913 г император Вильгельм II установил Фридриху Утчу мраморную плиту с памятной надписью.
Но вернемся к Карлу Готлибу Люку и созданной им охотничьей композиции. Художник запечатлел кульминацию королевской охоты — драматический момент, когда благородный олень должен быть схвачен. В последней попытке ускользнуть от преследователей он делает огромный прыжок между деревьями. Хотя сегодня считается, что поднятой вверх рукой охотник подает знак товарищам или держит в ней рог, многое свидетельствует в пользу того, что в оригинальной версии Люка он вооружен охотничьим ножом. Именно «перехват» — убийство оленя холодным оружием всегда было главным событием охоты, венчающим трудный день. В современной версии «Охотника из Курффальца», созданной в Нимфембурге на основе франкентальской модели, охотник преследует оленя, держа нож в ножнах. Его охотничий хлыст выполнен искусным плетением.
Франкентальская мануфактура просуществовала около полувека и закрылась в связи с наполеоновской оккупацией 1794-1795 гг. С захватом Франкенталя фабрика быстро пришла в упадок и в 1799 г. фарфоровое производство было прекращено. Часть форм попала в Нимфенбург, где использовалась для новых отливок.
За свою недолгую работу мануфактура выпустила около 800 моделей, оставив яркий след в истории фарфорового искусства. Сегодня изделия из Франкенталя представлены в Маннхайме; некоторые украшают резиденцию баварских королей в Мюнхене.
Автор: Интернет-галерея классического фарфора Art space.
При полном или частичном использовании статьи ссылка на источник обязательна.